SULLIVAN 'SULLY' COX, 30 салливан кокс – – – – – – – – – – – – – – – – – – 09/2016 date of appearance g-eazy [gerald earl gillum] looks like

HOMETOWN THEN	OCCUPATION THEN	FAMILY STATUS THEN
окленд, калифорния, сша	бывший медбрат, попавшийся на краже лекарств и изготовлении кислоты	был холост, периодически состоял в отношениях
LOCATION NOW	OCCUPATION NOW	FAMILY STATUS NOW
делит маяк и дом при нем к кэдди камски, иногда ночует в мотеле	забойщик скота на ферме, мясник; выращивает дурь, но сам не сбывает	женат на кэннеди камски с декабря 2016 года;

a p p e a r a n c e : очнулся в квартире к северу от центра в своем рабочем костюме. последнее, что помнит, как в конце смены остался в раздевалке один. не шел на контакт с социальным работником, интервью состоялось на третий день после пробуждения.

---

d o   y o u   l i e ? не столько врет, сколько не распространятеся. на острове только несколько человек знают о том, что он работал в госпитале и, соотвественно, знают, по какой причине получил пожизненный запрет на работу в медицинских учреждениях.

---

w h a t   d o   w e   k n o w ? практически ничего не рассказывает о своей жизни, на собеседовании с социальным работником сообщил, что работал на скотобойне, не уточняя, что попал туда, потому что с судимостью его больше никуда не взяли. в нужных кругах известен как салли-кромсали, который из говна и палок сварит то, от чего можно словить приход. о браке [почти случайном] знает, в общем-то, каждый, кому есть до этого дело.

---

p o s t   e x a m p l e :

Тебя зовут Салливан Раймонд Кокс и все, что тебе нужно знать на сегодняшний день — ты проебался.
Ты тянешь лямку рутины, не притворяясь, что все ок, потому что не ок, вообще не ок; шнурки тяжелых ботинок волочатся по вытоптанной дороге к дырявой двери, за которой коровьим дерьмом несет еще сильнее, чем снаружи. Черт тебя дернул тогда сказать худшую из правд, променять белый халат на прорезиненный камбез, хату к северу от центра на этот дом престарелых, дрочку на эту сумасшедшую суку. Черт дернул и ему смешно. Ха. Ха.
Смена кончится. День — в ночь, запах крови с рук не отмывается даже уксусом и керосином, ты обходишь стороной тесную рамку стойла, ты достаешь молот, примеряешь его вес [за полтора года, он, в сущности, никогда не менялся], ты размахиваешься, ты слышишь хруст, ты знаешь, что примерно с таким же звуком расколется ее череп, если блять над тобой не смилуются и не закатают в фундамент раньше.
Тебя зовут Салливан Раймонд Кокс и ты не веришь этому городу. Ты не веришь совету. Не веришь коровам, которые не хотят умирать. Ты не веришь Кенни, которая ползуче раскрывает рот, шершавые пересохшие губы расходятся на белых зубах, отстукивающих похоронный марш: «Мне нужен пластырь». Она говорит: «Дай мне его». Она говорит: «Сейчас», а ты говоришь: «Съеби, это моя территория».
Ты занят, ты отделяешь стебли от пушистых соцветий, вокруг тебя — пары летучего растворителя. Это было вчера, много позднее тех дней, когда в кино они ходили, потому что приходы дома уже не доставляли, потому что можно было нырнуть на пол и под завывания Джуди Гарлэнд уткнуться влажным ртом ей в пупок – прямо над расстегнутой ширинкой. Он не в курсе, носит ли она сейчас нижнее белье, тогда не носила. Не то чтобы не случалось, – случалось иногда, обычно спонтанно, быстро и немного грустно, когда градус напряжения еще не позволял схватиться за тесак, но и разговоров уже не хватало.
Он думает, что однажды все может наладиться, например если Кенни ебнет током и она станет овощем или в библиотеку завезут какое-нибудь пособие по семейной психологии с интригующим названием «Как класть на все хуй» и они будут читать ее вслух по главам и по очереди.
Виноваты всегда оба, она – особенно. Хотя по-хорошему, Салли не считал себя сожителем мечты, он все ещё оставался лучше всех. Всех в этом ебаном городе после их собаки. Собака вышла отличная.
Маяк призывно мигает, это значит, что она там и опять возится со своими железными идолами, говорит прокуренным голосом в микрофон: «Я устала искать, поэтому сегодня у нас Синатра», жмет кнопку, затягивается, снимает ноги со стола, чтобы потянуться. Салли не смотрит наверх, как отводят глаза от следов хуево совершенного преступления, будто от этого они исчезнут. Вся эта полукомичная поебота, в которую ОН превратил ИХ жизнь не менее полукомичной поеботой на ярмарке – его вина, и они оба в ответе за ее рассеянное «да». Он не пойдет наверх, точнее нет, пойдет, в каморку на втором этаже, которую превратил в мрачное царство приходов половины города, закроется там до ужина, хотя кого он обманывает, ужина не будет. В этом доме нормально питается только пес. Вот он – крутится у входа, он уже не пролезает в дырку в двери, зато в нее пролезают еноты – у Салли все не доходят руки ее заколотить, хотя по-хорошему, заколотить нужно весь этот ебучий дом. С Кенни внутри. Лужа на веранде, бровь ползет к неровной морщине на лбу. Отодвигает пса коленом, дергает за ручку, тычется ключом в скважину, этим же ключом ковыряется в проеме, отодвигая хлипкую щеколду изнутри. Какого хуя она вечно так делает – эти мысли помогают игнорировать усилившийся поток воды, хлынувший из-за высокого порога.
Тебя зовут Салливан Раймонд Кокс и поток мата уже иссяк. Ты стоишь посреди места, которое вы называете просто комнатой, потому что на гостиную, столовую и иже с ними оно не тянет. Тебя зовут Салливан Раймонд Кокс и ты по щиколотку в теплой, как моча, воде.
Пёся счастлив, мимо Салли безучастно проплывает пульт от барахлящего телика и тут до него доходит, что еще пара сантиметров и, если все благополучно не закончится коротким замыканием, то его поджарит нахуй. Не разбирая под собой ковров, поплывшего барахла и прочей дряни, бежит к лестнице, по которой, к слову, маленьким водопадом струится все то, что в итоге заполонило первый этаж, рывком раскрывает электрощиток, рычаг заело – лупит по нему раскрытой ладонью, пока не отклинит и первое, что он слышит через дверь, ведущую на лестницу маяка – это ее скрипучий голос. Только тогда до него доходит, что по пизде скорее всего пошли все его посевы. Что Рой вспорет ему брюхо полым ножом, которым он вскрывал туши подвешенных за ноги коров. Что он по уши в дерьме и только по лодыжку в воде. Он слышит шаги. Он считает до десяти. Сначала шаги. Потом баранов. Потом как-то безучастно лает в пустом доме: «Марко?» надеясь, что она ответит «Поло!».
Сказка ложь, да в ней намек: ярiк, блять, потiк бачок.